Любая война и участие в ней оказывает мощное воздействие на сознание и психику людей, подвергая их серьезным качественным изменениям, которые могут колебаться от ярко выраженных форм до внешне мало заметных, скрытых, как бы «отложенных» во времени реакций. На данное обстоятельство обращали внимание не только медики и психологи, но и писатели, в том числе имевшие собственный боевой опыт (Толстой, Ремарк, Хемингуэй, Экзюпери и др.).
В реальной жизни «потерянное поколение» является сугубо социально-психологическим феноменом и обозначает: во-первых, болезненную реакцию человеческой психики на травмирующие явления войны, как правило, проявляющуюся отсрочено, уже в мирной обстановке и имеющую пролонгированный долговременный характер; во-вторых, социальную дезадаптированность участников войны при их возвращении в мирную жизнь, имеющую следствием целый комплекс социально-психологических явлений. Среди них: ностальгия по фронтовому прошлому, желание мысленно возвращаться в него, воспроизводя комплекс прежних чувств и переживаний, повышенная склонность к риску, в том числе нередкое стремление реально воспроизвести экстремальные условия войны или близкие к ним опасные ситуации в мирной жизни (тяготение к опасным профессиям, стремление к участию в других вооруженных конфликтах и т.д.), ощущение себя отдельными или даже отверженными от окружающей среды в той или иной форме и степени отторгающей фронтовиков как нечто чужеродное, вызывающее дисбаланс, неприятие и даже страх. И в то же время чувство фронтового братства, некой общности между участниками не только одной, но даже разных войн — в противовес всем остальным.
Острое ощущение «потерянности» испытывали и продолжают испытывать участники Афганской и Чеченской войны. При этом особенно важным, чаще всего решающим является отношение самого общества к ветеранам после их возвращения с войны — как в государственно-институционализированных формах (наличие или отсутствие специальных программ поддержки и адаптации ветеранов к мирной жизни, система социального обеспечения и т.п.), так и отношение к ним в быту, на уровне «психологии обывателей», в котором восприятие фронтовиков может колебаться от «героев» до «преступников» и «злодеев».
Обычный героический образ в массовом сознании удерживается недолго и для его сохранения необходима целая система целенаправленных мер по поддерживанию «исторической памяти», тогда как «неудобства» военных ветеранов для мирного социального окружения проявляется очень быстро и может вылиться по отношению к ним в нетерпимость, проявляющуюся, в том числе и в социальных формах (ущемление в различных сферах жизни: при приеме на работу, предоставлении положенных по закону льгот и т.д.).
Сравним две казенные фразы, которыми отмахивались от нужд ветеранов бюрократические структуры. В первом случае говорилось: «Ну и что, что ты воевал? Все воевали!», а во втором: «Я тебя туда не посылал». Из каждой войны общество выходит по-разному. Это зависит от отношения общества к самой войне, которая, как правило, переносится на ее участников. При этом экстремальные условия любой войны накладывают отпечаток на сознание и, соответственно, поведение людей, принимавших непосредственное участие в боевых действиях, на всю их последующую жизнь. И среди этих людей всегда неизбежно найдутся те, кого можно отнести к «потерянному поколению», и кто сам ощущает свою принадлежность к нему. Например, это мы — осужденные ветераны боевых действий. Ветераны локальных войн не были учтены и в Федеральной целевой программе социальной поддержки на 2006-2010 гг. Одним словом, в целом в стране все эти годы отсутствовала система работы с лицами, находящимися в кризисных критических ситуациях.
Как не возмущались ветераны, которых само же государство направило в горячую точку, а потом бросило на произвол судьбы, но изменить ситуацию к лучшему им до сих пор не удалось. Более того, как считают многие специалисты, если пустить все на самотек, то дальше будет только хуже. Финансовая сторона, составляющая вопрос о реабилитации, как, оказалось, является главной. По словам В. Михайловского, чиновников интересует, как правило, не судьба человека и не сам процесс реабилитации, а деньги, которые крутятся в этой сфере. Кроме того, здесь также не удается избежать коррупции.
В местах лишения свободы находятся более 20 % бывших участников боевых действий, это означает, что выполнение боевых задач, миротворческих функций приводит не только к людским потерям. От полученных боевых и душевных травм увеличивается количество людей, не способных адаптироваться к мирным условиям, трудоустроиться и обеспечить материально свою семью. Проблема адаптации после воздействия стресс-факторов экстремальной ситуации не становится менее острой с течением времени.
По нашему мнению, под психологической помощью следует понимать любую целенаправленную активность человека, направленную на расширение психологических возможностей другого человека в его личностном и социальном функционировании. Диапазон форм психологической помощи предельно широк и включает: простое соприсутствие, рождающее эффект фасилитации; сообщение полезной информации, демонстрация эффективных моделей поведения; обучение; стимуляция; консультирование; психоадаптация и др. Таким образом, психологическая помощь — это наиболее широкое из перечисленных понятие.
Особо следует выделить необходимость психологической помощиосужденным ветеранам боевых действий или освободившимся из мест лишения свободы. Первоочередная задача — создать программы, которые помогут вернуть обществу и своим семьям полноценных в психологическом и нравственном отношении впервые осужденных ветеранов боевых действий, в частности желающих бескорыстно принять такую помощь и оправдать надежды на доверие.
Валерий Каравайцев,
ветеран боевых действий