UA-11904844-8

Вольфганг Випперман. Европейский фашизм в сравненииВольфганг Випперман. Европейский фашизм в сравнении. 1922-1982 / Пер. с нем. А. И. Федорова. Новосибирск: Сибирский хронограф, 2000.

Эта книга пользуется заслуженной известностью в мире как детальное, выполненное на высоком научном уровне сравнительное исследование фашистских и неофашистских движений в Европе, позволяющее понять истоки и смысл «коричневой чумы» двадцатого века. В послесловии, написанном автором специально к русскому изданию, отражено современное состояние феномена фашизма и его научного осмысления. Книга содержит обширную библиографию по теме исследования, доведенную до настоящего времени.

 


СОДЕРЖАНИЕ

Введение
Глава 1. Что такое фашизм? Смысл этого понятия,
его история и проблемы
Глава 2. Итальянский фашизм
Глава
3. Национал-социализм
Глава 4. Фашистские движения с массовой базой

Фашизм и национал-социализм в Австрии

Режим Хорти и венгерские «Скрещенные стрелы»
«Железная гвардия» в Румынии

Хорватские усташи

Фаланга и франкизм в Испании

Французские фашистские движения
Глава 5. Малые фашистские движения, фашистские секты и пограничные случаи
Проблема подразделения

Англия
Финляндия
Бельгия
Голландия
Фашистские секты в Дании, Швеции и Швейцарии
Норвежское "Национальное единение" - между сектой и коллаборационистской партией
Пограничные случаи: Словакия, Польша и Португалия
Глава 6. Эпилог: неофашизм между политикой и полемикой

Заключение. Сравнительная история европейского фашизма
Был ли вообще фашизм? Послесловие к русскому изданию
Примечания
Комментированная избранная библиография

 

ГЛАВА 4. ФАШИСТСКИЕ ДВИЖЕНИЯ С МАССОВОЙ БАЗОЙ

Французские фашистские движения

Со времени захвата власти Муссолини социалистические и коммунистические теоретики фашизма неоднократно пытались объяснить возникновение и структуру фашизма с помощью крите­риев, извлеченных Марксом и Энгельсом из анализа бонапартист­ского режима Наполеона III во Франции33. Они доказывали, что фашизм, подобно бонапартизму, пришел к власти в ситуации рав­новесия классовых сил, когда буржуазия была уже неспособна, а пролетариат оказался еще неспособным взять и удержать власть. В этой ситуации партии и круги, связанные с буржуазией, отказа­лись от политического управления в пользу исполнительной власти, чтобы надежнее закрепить свою социальную власть — власть над средствами производства. Осуществляя это политическое управле­ние, контролируемая фашистами исполнительная власть стала в значительной мере независимой и поднялась над всеми классами.

110

Мы не можем входить здесь в подробности такой интерпрета­ции фашизма, ориентирующейся на теорию бонапартизма. Мы решительно отклоняем даже во многом реалистическую попытку Августа Тальгеймера отождествить фашизм с бонапартизмом; но все же следует отметить некоторые прямо бросающиеся в глаза параллели и черты сходства между фашистским и бонапартист­ским режимом. Во всяком случае, первая французская империя, и в особенности вторая, были попытками сдержать и преодолеть революцию революционными средствами. Бонапартистской сис­теме Наполеона I и Наполеона III удалось интегрировать большие, главным образом крестьянские, массы и противопоставить их ре­волюционному движению, а это движение, в свою очередь, умиро­творить репрессиями и также методами интеграции. Например, Наполеон III умел добиваться плебисцитарного согласия, проводя социальные улучшения, а в первое время стремился отвлечь вни­мание от внутренних общественных проблем видимостью внешних успехов. В целом, таким образом был подготовлен и проведен пе­реход от аграрного общества к массовому индустриальному обще­ству, проходивший во Франции медленно и с запозданием, но без значительных общественных беспорядков. Более поздний фашизм принял за образец эти амбивалентные репрессивно-интеграционные методы господства, выработанные бонапартизмом. Хотя контрре­волюции, прошедшие под знаком бонапартизма, снова и снова устранялись революциями снизу (1830, 1848, 1870), бонапартист­ская традиция во Франции уцелела, дополнив и отчасти заменив собой революционную традицию.

Это проявилось в 1887-1888 годах, когда во время экономиче­ского и политического кризиса республики генерал Буланже, при­менивший антипарламентские и плебисцитарные методы, сумел выиграть выборы как раз во многих промышленно развитых мест­ностях Франции34. Хотя «кризис Буланже», в котором Фридрих Эн­гельс усматривал уже новый, «третий период бонапартизма», не привел к гибели республики, он показал правым и монархическим силам Франции, как можно успешно бороться с ненавистными им революционными традициями Франции с помощью идеологий, особенно действующих на массы как раз вследствие их революци­онного происхождения. Таковы были идеологии национализма, обращенного в прошлое реакционного антикапитализма и особен­но антисемитизма, проявившего во время «дела Дрейфуса» в конце 19 века свою способность к мобилизации масс и вместе с тем свою поляризующую силу.

111

В 1899 году, на вершине «дела Дрейфуса», эти идеологические течения были восприняты и использованы организацией, ставившей себе, наряду с националистическими и антисемитскими, так­же некоторые антикапиталистические и даже синдикалистские цели. Это была «Аксьон Франсэз» («Французское действие», «Action Frangaise»), имевшая в лице Шарля Морраса выдающегося идеоло­га, а в качестве партийной силы — «Королевских молодчиков» («Camelots du Roi»), готовых добиваться политических целей также и насильственным путем. В организационном и идеологическом отношении «Аксьон Франсэз» была предшественницей многих черт будущего итальянского фашизма35. Фашистские движения, возни­кавшие во Франции с 20-х годов, были не только родственны «Ак­сьон Франсэз» и составляли в идеологическом отношении ее прямое продолжение — они были связаны с ней также в конкретно-историческом смысле и даже персонально, так что «Аксьон Фран­сэз» была не просто предшественницей фашизма. Но хотя вследст­вие этого во Франции можно было ожидать быстрого и успешного развития фашизма, ничего подобного не произошло. Это объясня­ется экономическими, социальными и политическими условиями, сложившимися во Франции после 1918 года.

Ввиду роста мировой экономики и благодаря немецким репа­рациям французская промышленность смогла быстро восполнить военные потери и преодолеть трудности перехода от военного хо­зяйства к мирному36. Если в 1920 году промышленное производст­во достигало лишь 67% довоенного уровня, то в 1924 году этот показатель поднялся до 114%, а в 1930 году до 133%. В тот же период происходили модернизация методов производства и про­цесс концентрации в экономике. Впрочем, сельскохозяйственное производство росло значительно медленнее. В областях к югу от Луары трудно было не заметить признаков медленно нараставшего аграрного кризиса. Послевоенная инфляция, с которой удалось справиться лишь в 1926 году, также указывала на кризисную структуру французской экономической системы. Поскольку немец­кие репарации пришлось использовать главным образом для опла­ты французских военных долгов Англии и США, их нельзя было употребить на весьма необходимую фундаментальную модерниза­цию французской промышленности и сельского хозяйства.

Общественные отношения во Франции сначала проявляли лишь потенциальные кризисные тенденции. Это касалось еще не затро­нутой, а тем более не решенной проблемы перенаселенности де­ревни в южных и средних регионах. Но больше всего это относи­лось к социальному положению промышленных рабочих. Хотя еще в 1918 году они получили коллективные договоры и восьмичасовой рабочий день, закон о социальном страховании не соблюдался, не было также удовлетворено требование рабочих об оплате отпусков.

112

Относительное отставание французского социального законода­тельства по сравнению с германским объяснялось тем, что левые были здесь ослаблены внутренними конфликтами, тогда как пра­вые партии, соединившиеся в «Национальный блок» («Bloc National»), получили на выборах в ноябре 1918 года 137 мест из 613.

Социалистическая партия, получившая на этих выборах лишь 68 мест в парламенте, на своем конгрессе в Туре в 1920 году рас­кололась37. Ее левое крыло, имевшее на этом конгрессе большинст­во в 3 000 делегатов против 1 000, представлявших внутрипартий­ную оппозицию, образовало новую Коммунистическую партию Франции («Parti Communiste Frangais»), присоединившуюся к ком­мунистическому Третьему Интернационалу. Меньшинство создало под руководством Леона Блюма новую социалистическую партию, которой вскоре удалось вытеснить коммунистов из их ведущего положения. На парламентских выборах 1932 года социалисты по­лучили 98 мест, тогда как коммунисты смогли послать в парламент лишь 10 депутатов. Вопреки всей революционной риторике, ре­формистски настроенная Всеобщая конфедерация труда (ВКТ, «Confederation Generale du Travail») тоже сумела сохранить свое ведущее положение по отношению к отколовшейся коммунистиче­ской «Унитарной всеобщей конфедерации труда» («Confederation Generale du Travail Unitaire»). Обе профсоюзных организации, ко­торым противостояли еще христианские профсоюзы, снова соеди­нились в 1936 году под знаком Народного фронта.

Правые партии, правившие с небольшими перерывами (каби­нет Эррио, 1924-1925) до 1932 года, могли воспользоваться отно­сительной слабостью левых во внутриполитической области, а так­же тем, что «наследственный враг» — Германия — был не только побежден, но и надолго ослаблен. Поэтому агитация крайне правых не имела вначале больших шансов. «Аксьон Франсэз» в значитель­ной мере утратила свое влияние, достигнутое в 1914 году. Здесь сыграло свою роль осуждение папой Пием XI галликанской идеоло­гии «Аксьон Франсэз», то есть доктрины независимости француз­ской церкви от Рима. Из-за этого запрета, последовавшего в 1926 году, «Аксьон Франсэз» потеряла не только поддержку французско­го клира, но и многих своих консервативно-католических членов. Еще важнее оказался тот факт, что некоторые лица и группы от­вергли по-прежнему монархические установки «Аксьон Франсэз» и начали ориентироваться на более современный и действенный образец итальянского фашизма38.

113

К ним принадлежал Жорж Валуа, член «Аксьон Франсэз» и националистическо-синдикалистского «Кружка Прудона» («Cercle Proudhon»). В 1925 году он вышел из «Аксьон Франсэз», чтобы основать свой собственный боевой союз «Фасции» («Faisceaux»), кото­рый не только по названию, но и по своей идеологии и политиче­ской практике полностью подражал итальянским «fasci». Валуа выступал за объединение фронтовиков и производителей под зна­ком национального социализма, что должно было привести к пре­одолению классовой борьбы и международного марксизма. Он упорно, но в конечном счете не особенно успешно пытался приоб­рести сторонников также среди рабочих. Его организация занима­ла промежуточное положение между боевым союзом и политиче­ской партией. Если в недолгий период левого правительства Эррио организация Валуа имела еще некоторый успех, то новая победа правых под руководством Пуанкаре прямо и косвенно привела к поражению «Фасций», вызывавших с самого начала яростную вра­ждебность «Королевских молодчиков» из «Аксьон Франсэз». Валуа извлек отсюда урок: увидев, что его движение неспособно конку­рировать с крайне правой политикой вроде политики Пуанкаре, он решил усилить «левые» черты своей программы. Он соединял это с усиливавшейся критикой фашизма, которому он теперь ставил в вину реакционность его принципов, и с отчетливым отказом от антисемитизма. Во время Второй мировой войны Валуа, превра­тившийся из фашиста почти в антифашиста, погиб в немецком концентрационном лагере39.

Страх французской буржуазии перед социализмом, проявив­шийся уже при кратковременном успехе левых на выборах 1924 года, был использован также другим боевым союзом, стоявшим, однако, с самого начала на гораздо более правых позициях, чем «Фасции» Валуа. Это были «Молодые патриоты» («Jeunesses Patri-otes»), группа, основанная в 1924 году промышленником и консер­вативным депутатом Пьером Тетенже. «Молодые патриоты» выде­лялись из других правых тем, что не ограничивались пропагандой и защитой правых кандидатов на выборах, но имели также собст­венную, хотя и нечетко сформулированную, программу, требовав­шую создания сильного государства и социальной политики анти­социалистического направления. Но, наряду с другими лигами правых, «Молодые патриоты» относились скорее к старой бонапар­тистской традиции Франции, чем к новым, устроенным по совре­менному итальянскому образцу фашистским партиям.

То же относится к «Огненным крестам» («Croix de Feu») полков­ника де ля Рока, организации, возникшей в 1927 году из союза фронтовиков, куда первоначально принимали только участников войны, награжденных за боевые заслуги. В 1931 году этот союз превратился в самостоятельную партию с консервативными и со­циально-реформистскими  целями,  насчитывавшую,  по  оценкам,

114

150 000 членов, то есть имевшую массовую базу. Но поскольку у этой партии почти не были выражены антисоциалистические и антикапиталистические цели и была слабо выражена воля к унич­тожению своих политических противников, ее следует скорее отне­сти к консервативно-бонапартистским, чем к фашистским движе­ниям. Впрочем, существование и массовые демонстрации «Огнен­ных крестов» послужили целям левых как доказательство их тезиса, что только Народный фронт может справиться с нависшей угрозой фашизма. Сила этого антифашистского течения, в свою очередь, послужила предпосылкой нового роста правых лиг и возникнове­ния других фашистских движений. То и другое — нарастание фа­шизма и антифашизма, характеризующие политическую жизнь Франции в течение 30-х годов,— было, в свою очередь, результатом глубокого экономического, социального и политического кризиса40.

Экономический кризис проявился во Франции сравнительно поздно, но его последствия держались здесь значительно дольше, чем в соседних европейских странах41. Даже в 1938 году француз­ское промышленное производство все еще было на 25% ниже уров­ня 1929 года. Этот длительный экономический кризис, еще усиленный структурными кризисными явлениями в различных областях французской промышленности и сельского хозяйства, привел к обострению уже ранее заметного социального и политиче­ского кризиса Третьей республики. Ни правые партии, ни центр, ни левые не способны были создать устойчивое и эффективное правительство. С мая 1932 года до февраля 1934 года во Франции сменилось не менее шести кабинетов. Поскольку отдельные партии сильно зависели от тех или иных союзов, представлявших особые интересы — профсоюзов, союзов предпринимателей, крестьян, налогоплательщиков или ветеранов,— они были не в состоянии прийти к компромиссу, необходимому для образования устойчиво­го правительства. После массовых демонстраций «Огненных кре­стов» и других лиг, которые 6 февраля 1934 года пытались штур­мовать парламент и лишь с трудом были сдержаны силами поряд­ка, коммунисты и социалисты смогли договориться о создании Единого фронта, чтобы воспрепятствовать якобы угрожавшей немедленной победе фашизма. Либеральные радикал-социалисты тоже полагали, что извлекают единственно правильный урок из гибели демократии в Италии и Германии, и присоединились к ан­тифашистскому союзу социалистов и коммунистов.

Парламентские выборы в мае 1936 года привели к решитель­ному успеху Народного фронта. Социалисты получили 156 мест вместо прежних 97, коммунисты — 72 места вместо 12. Социалист Блюм сформировал вместе с радикал-социалистами правительство

115

Народного фронта, пользовавшееся поддержкой коммунистов. Правительство Народного фронта попыталось повысить покупа­тельную способность населения и преодолеть экономический кри­зис — мерами по трудоустройству, государственными гарантиями цен на хлебные продукты и иными методами государственного вмешательства. Но эта политика привела лишь к очень нестойким результатам. Число безработных почти не снизилось, а резко под­нявшиеся цены свели на нет повышение заработной платы, дос­тигнутое рабочими во время забастовочной кампании в мае и ию­не. Экономические неудачи правительства Народного фронта, которые привели к разочарованию его сторонников, сохранивше­муся и после отставки Блюма, по крайней мере отчасти объясня­ются обструкцией предпринимателей, многие из которых более или менее открыто оказывали финансовую поддержку вновь возни­кавшим фашистским движениям.

К ним, несомненно, относился парфюмерный фабрикант Коти, не только оказывавший моральную поддержку ряду крайне правых групп, но в конце концов создавший свою собственную, хотя и незначительную, фашистскую партию под названием «Француз­ская солидарность» («Solidarite Frangaise»)42. Кроме того, приобрел влияние «Франсизм» («Francisme»), основанный в 1933 году одним из лидеров «Фасций» Марселем Бюкаром, хотя число его членов никогда не превышало 10 000. К этой организации принадлежали, наряду с ремесленниками, служащими и людьми свободных про­фессий, также некоторые рабочие. В то время как Бюкар до ма­лейших подробностей подражал итальянским фашистам, основан­ная Жаком Дорио в 1936 году «Народная французская партия» (НФП, «Parti Populaire Francais»), хотя и приняла с самого начала фашистские символы и идеологические формулы, занимала в сво­ей программе и политике самостоятельную позицию, ставившую ее на самый левый фланг всей шкалы фашистских движений Фран­ции и Европы43.

Фашистская «Народная партия» Дорио была по существу груп­пой, отколовшейся от коммунистической партии, с установкой, производящей некоторое национал-большевистское впечатление. Сам Дорио был коммунистическим мэром Сен-Дени и принадлежал к числу лидеров Коммунистической партии Франции. Он был ис­ключен из этой партии, когда несвоевременно, против воли Моск­вы и руководства Коминтерна, выступил за создание антифашист­ского Народного фронта. Хотя через несколько месяцев после ис­ключения Дорио Коммунистическая партия Франции изменила свой ультралевый курс в пользу уже упомянутой политики Народ­ного фронта, которой ранее требовал Дорио, между КП и «ренегатом» Дорио не произошло примирения; напротив, Дорио не только критиковал коммунизм, но все более резко, в бескомпромиссной форме его отвергал.

116

Вопреки тому, что основанная 28 июня 1936 года НФП получи­ла признание и поддержку части промышленников, увидевших в ней орудие борьбы с коммунизмом и национальное движение единства, и несмотря на то, что облик и программа партии косили явно фашистский характер, Дорио сумел привлечь к ней многих бывших коммунистов и членов профсоюза. Если даже данные са­мой партии, по которым она на 65% состояла из рабочих, не за­служивают доверия, нет сомнения в том, что доля рабочих в ней была довольно высока. НФП вначале преследовала наряду с анти­коммунистическими и националистическими также некоторые со­циал-реформистские цели, сводившиеся к модернизации и рацио­нализации производства, но фанатическая ненависть Дорио и не­которых его сторонников к коммунизму привела их в конце концов к более или менее безоговорочному сотрудничеству с немецкими оккупационными властями. Это полностью дезавуировало его пар­тию.

Той же судьбы не избежали и остальные фашистские группи­ровки, а также представители некоторого литературного фашизма, представленного во Франции такими фигурами, как Бразиллак, Селин и особенно Дрие ля Рошель, в художественном отношении на голову превосходившими немецких национал-социалистских литераторов направления «крови и почвы» (Blut und Boden)44. Все эти силы и личности потерпели крушение, столкнувшись с основ­ной чертой фашизма, который, вопреки своим международным притязаниям, всегда был и должен был оставаться движением глу­боко национального типа. Политика немецких оккупационных влас­тей, исходившая прежде всего из национальных мотивов, неиз­бежно должна была вызвать критику и неприятие со стороны фран­цузского национализма. Это, в свою очередь, привело к изоляции тех французских фашистов, которые не могли и не хотели отка­заться от восхищения фашистскими образцами, представленными Италией и больше всего Германией. Возникшая таким образом дилемма привела в конце концов к гибели всего французского фа­шизма. Впрочем, такой ход событий не был неизбежен.

После полного поражения французских войск маршал Петен в качестве главы французского государства (Chef de l'Etat Francais) в неоккупированной части Франции предпринял попытку вновь объ­единить страну, вступившую в войну экономически ослабленной и расколотой в социальном и политическом отношении45. Эта попыт­ка потерпела неудачу, с одной стороны, ввиду грубого силового

117

давления Германии, а с другой — ввиду французского Сопротив­ления (Resistance), превратившегося в массовое движение, когда коммунисты после нападения немцев на Советский Союз отказа­лись от своей сдержанной позиции. Руководитель малозаметного вначале Лондонского правительства в изгнании генерал де Голль сумел, наконец, объединить в мае 1943 года все организации Со­противления, в том числе коммунистические, в «Национальный совет Сопротивления» («Conseil National de la Resistance»). Режим Виши, скорее консервативно-патриархальный, чем фашистский по своему характеру, все больше занимал оборонительную позицию, поскольку попытки представить Петена в виде вождя националь­ной и вместе с тем буржуазной Франции не имели успеха. Они не могли скрыть того факта, что этот режим — добровольно и вынуж­денно — сотрудничал с немцами на всей территории страны и даже активно помогал преследованию французского движения Сопро­тивления и депортации французских евреев. И даже буржуазно-национальная Франция все больше ощущала, что ее представляет правительство де Голля, опирающееся на национальное Сопротив­ление внутреннему и иностранному фашизму.

Хотя описание режима Виши как «фашистского» более чем со­мнительно и хотя успехи Сопротивления были не так уж велики (впрочем, немцы расстреляли 20 000 его участников и депортиро­вали 60 000), борьба Сопротивления, проникнутая и национальны­ми, и антифашистскими мотивами, составила объединивший все партии фундамент демократического возрождения Франции. В этом проявилось сходство с положением Италии после крушения фашизма; но по сравнению с послевоенной Германией видно большое различие. С другой стороны, не следует упускать из виду, что хотя отдельные фашистские движения во Франции имели мас­совую базу, они не смогли ни объединиться, ни захватить власть. Что же касается коллаборационистского режима Петена, то он не входит в группу фашистских диктатур.

Вольфганг Випперман. Европейский фашизм в сравнении. 1922-1982 / Пер. с нем. А. И. Федорова. Новосибирск: Сибирский хронограф, 2000.