Удивительна природа Оренбургского края. На юге - безбрежная степная равнина, на севере - озера-старицы, речушки, рощицы, цветущие луга, на западе - стеной поднимаются сосны Бузулукского бора, а на востоке - отроги Уральского хребта - Губерлинские горы. Одно из красивейших мест оренбургской земли. Горы здесь невысокие, но они чередуются с глубокими обрывистыми логами, создавая картину, полную суровой красоты.

На восточных землях, а не на западных, «самых тучных и к земледелию наиспособнейших», - там, где грунт земли каменистый, а крутые сопки и застывшие волны Губерлинских гор словно обнимают поселки и станицы, получил свое рождение оренбургский пуховязальный промысел.

В архивных документах XIX - нач. XX вв. констатируется, что «производством пуховых платков занималось в Оренбургской губернии женское население казачьих станиц - в междуречье Урала - Сакмары до Орска и далее на север - по казачьим станицам до Верхне-Уральска и Троицка. При этом районами с наиболее развитым пуховязанием являлись территории, занимаемые семьями казаков Первого отдела Оренбургского казачьего войска и частично - станицами Второго отдела».[1]

Так, описывая свою поездку по Южному Уралу в 1841 году, известный военный инженер, генерал-лейтенант И.Ф. Бларамберг заметил: «Преодолев довольно крутые Губерлинские горы... на почтовых станциях я встречал молодых казачьих девушек и женщин, которые в длинные осенние вечера допоздна вязали из тонкой козьей шерсти великолепные платки, иногда легкие, как паутинка, различных рисунков и всех размеров».[2]

Обширная территория Оренбургского края в начале XVIII века имела малочисленное население. Слабозаселенные земли называли «лежащими впусте». Эти свободные земли отчасти и послужили причиной широкого переселенческого движения на Южный Урал и в Приуралье, начавшееся с момента основания Оренбурга, образования губернии и сооружения укрепленной пограничной линии.

В частности, в Оренбургском крае во второй половине XVIII века основную массу переселенцев составляли выходцы из Среднего Поволжья и Центрально-Черноземного района. В первой половине XIX века население Оренбуржья пополнили десятки тысяч семей из Тамбовской, Пензенской, Воронежской, Курской, Рязанской, Орловской и Тульской губерний. Служивший в Оренбурге В.И. Даль со знанием дела писал в 1852 году: «Оренбургская губерния, заселенная искони инородцами, большей частью кочевыми, наполнилась русскими двадцати губерний».[3]

Мощный миграционный поток включал разные социальные элементы - казенных, помещичьих и заводских крестьян, а также казаков, купцов, дворян и прочих. Особенно численно выросли государственные крестьяне и казаки.[4]

Заселение казаками земель Южного Урала преследовало государственные интересы, поскольку необходимо было защитить стратегически важные юго-восточные окраины империи. Оренбургское казачье войско было учреждено указом императрицы Елизаветы Петровны в 1746 году.

В условиях, когда приходилось жить по военным законам казачьей жизни, когда «тощий надел и неблагодарная почва» не могли прокормить семью, а покинуть станицу было далеко не безопасно - женщины нашли возможность дополнительного заработка. Особенности качества пуха местных коз натолкнули их на мысль о создании легкой, теплой и необходимой в женском костюме вещи. Козий пух при прядении вытягивался в тончайшую нить, подобную паутине. Никакая овечья шерсть, лен, конопля и т. п. не были столь податливы и нежны при традиционной обработке. Можно представить, как опыт первых мастериц пуховязания передавался и оттачивался от поколения к поколению, как шел процесс накопления и совершенствования ремесленно-технических навыков и приемов обработки пуха и вязания. Все возрастающий спрос вынуждал привлекать к изготовлению платков членов семьи и родственников, а затем и односельчан. В результате коллективного опыта сложилась художественная система промысла, и оренбургский пуховый плёток стал таким, каким мы его знаем.

Оренбургский пуховый платок - название собирательное. Это и теплая шаль, и тонкий легкий, ажурный платок-«паутинка». В удивительном согласии соединились в них уникальные особенности пуха местной породы коз и народное понимание красоты, гармонии и порядка. Пуховязание оказалось настолько выгодным и «жизнеспособным» делом, что во многих поселениях оно часто становилось единственным стабильным источником дохода. Длинными зимними вечерами оренбургские казачки думали не столько о сохе-матушке и земле-кормилице, сколько о спицах и пуховых платках.

Этому в значительной степени способствовало и то крайне важное обстоятельство, что казачья земля делилась по паям и нарезалась только мужчинам, достигшим призывного возраста. Женщины и дети никакого земельного надела не получали. Кроме того, незамужние женщины-казачки не имели права наследовать землю, так как согласно Указу земля могла передаваться по наследству только детям мужского пола.[5] Таким образом, многие молодые женщины из казачьего сословия были лишены столь важного источника средств к существованию.

Наконец, имелось и ещё одно обстоятельство. Из года в год в отчетах о состоянии Оренбургского казачьего войска численный состав женского населения превышал мужское. Вся трагедия этих цифр раскрывается при знакомстве с делом пух-артели в поселке Каменноозерном Оренбургского уезда. Из 33 вязальщиц - 15 казачьи вдовы, потерявшие мужей, средний возраст которых составлял 30-35 лет.[6] Поэтому и тянулись вдовушки-молодки к самостоятельной работе, покрывая платками свою нужду и женскую несчастную долю.

Еще в 30-е годы XIX века В. И. Даль описывал безрадостную жизнь дочери казачьего капитана Анны Ивановны Комлевой: «Были у нее козы, кои, не по местному обычаю, шатались зиму и лето по городу и слободке, не требовали корму, а на ночь приходили домой; они кормили хозяйку молоком и приносили ей свой пух, из которого старушка прилежно вязала ценные платки и косынки».[7]

Член кустарного комитета С.А. Давыдова, обследовавшая оренбургский промысел в 1910 году, в своем отчете докладывала: «... через год или два не останется ни одного хутора по берегу реки Сакмары, в котором не занимались бы пуховязанием. О казачьих селениях нечего и говорить: от Орска до Оренбурга во всех поселках женщины и девицы от 7 лет в свободное от полевых работ время исключительно заняты пуховязанием, да и за Орском много поселков, в которых занимаются этим промыслом».[8]

Рост численности казачества, активный поиск новоприбывшим населением возможностей заработка, появление мелких станичных торгов, базаров и расцвет ярмарочной торговли - все это способствовало развитию женского казачьего пуховязального промысла.

Петр Иванович Рычков (1712-1777 гг.) - известный русский историк и экономист, член-корреспондент Петербургской Академии наук, исследователь Оренбургского края, автор «Топографии Оренбургской» (1762 г.), многочисленных статей о географии, населении, хозяйстве, быте и культуре Оренбуржья.

В работе «Опыт о козьей шерсти» в 1766 году он писал: «У нас в России шерсть козлиная почти вся за негодную почитается...Охота и любительство к таким вещам и делам, которые к пользе государственной обращены быть могут, побуждали меня глазами своими освидетельствовать оную шерсть, не найдется ли из нея хотя что-нибудь годное в пряжу и употребление... Козы под волосьями или под наружною шерстью имеют у себя другую, мягкую, кою называют пухом или подсадом, почему в самое нынешнее время, в декабре 1765 года, велел я, взяв одну козу, чесать ее при себе гребнем, каким чешут волосы. Сим способом достали из нея пух так тонкой и мягкой, что схож почти с хлопчатою бумагой».[9] П.И. Рычков был первым исследователем, обратившим внимание на уникальные качества пуха местной породы коз.

Уделяя большое внимание экономике Оренбургского края, где он прожил долгие годы, П.И. Рынков энергично выявлял и горячо поддерживал все, что могло способствовать прогрессивному экономическому развитию Оренбуржья.

В истории пуховязального промысла навсегда останется и имя жены П.И. Рычкова - Елены Денисьевны Рычковой. Утвердилось мнение, что будто бы она первой связала платок из козьего пуха и была в 1770 году удостоена за него золотой медали. Однако эти заблуждения были развеяны оренбургским профессором П.Е. Матвиевским. Елена Денисьевна действительно удивляла многих своими искусными платками из козьего пуха, но она не была первой в этом деле. Как человек неравнодушный ко всему новому и непознанному, поддерживая мужа во всех его начинаниях и исследованиях, она попыталась изготовить изделия не из козьего пуха, а использовать для этого новый материал - кипрейный пух. Тогда это было настоящим открытием, наглядным, убедительным.

«Следуя подсказке мужа, «...статская советница Рычкова, сделав из сего кипрейного пуху своими руками колпак, гораздо легче и в доброте превосходнее бумажного, и, выткав в доме своем небольшую ширинку (платок), от Вольного экономического общества в 1770 году получила в награждение золотую медаль, на коей надпись: «За труды воздаяние».[10] Однако выработка художественных тканей из «кипрейника», требовавшая больших затрат непроизводительного труда на собирание пуха, не получила промыслового значения. Изделия Е.Д. Рычковой из кипрейного пуха - всего лишь трудовой эпизод, оригинальный художественный эксперимент, высоко оцененный современниками. Козий пух оставался вне всякой конкуренции. Его приоритет в пуховязальном промысле с того времени и доныне остался незыблем.

В первой половине XIX века уже другой ученый, изучавший Оренбургский край не только по долгу службы, человек увлеченный, Владимир Иванович Даль вновь поднимает вопрос об уникальном пухе как предмете, достойном государственного интереса.

В статье «О козьем пухе» в 1835 году Даль пишет: «...важнее и полезнее всего было бы обратить более внимания на торговлю этою статьею - козьим пухом - в тех местах, где сама тороватая и своенравная природа его производит в изобилии».[11] В.И. Далю уже нет нужды, как П.И. Рычкову, доказывать ценность пуха: «Драгоценность, незаменяемость козьего пуху известны почти всякому и не подлежат сомнению: из него только можно выделывать восточные шали, из него только - русские платки или шали, не уступающие первым».

В этой же статье Владимир Иванович Даль описывает любопытную историю о неудачной попытке разведения пуховых коз во Франции. О ней же писала в 1923 году и газета «Санкт-Петербургские ведомости». Неудачный опыт был настолько показателен, что его упоминает и знаменитый Альфред Брем в своем фундаментальном труде «Жизнь животных».[12]

Тогда, в 1835 году, В.И. Даль точно описал условия, в которых формировалась порода пуховых коз: « ...проводя строгую зиму в буранной степи на подножном корму, покрывается на зиму всемогуществом благодетельной матери-природы: тонким, густым и теплым подшерстком, известным у нас под именем козьего пуху».

Он эмпирически сделал заключение о том, что «козы наши, мало-помалу, во всем уподобились Франции, и нет пользы и нет нужды выписывать, находить и разводить пуховых коз на местах, где сама природа отказывает им в этой драгоценной одежде; они переродятся всегда, и в самое скорое время».[13]

В свою очередь уникальные свойства козьего пуха степных коз определил климат. Специфика природно-климатических условий: суровая зима и сильные бураны при 20-30 °С мороза, постоянные ветра и резкие перепады температуры, разнотравье степных пастбищ - все это послужило причиной появления породы коз с удивительными свойствами пуха.

Оренбургская порода коз - единственная в нашей стране, обладающая самым тонким (14-16 мкм) эластичным пуховым волокном, не грубеющим с возрастом. Его отличают блеск и шелковистость, относительная крепость и естественная однотонная окраска, малая теплопроводность и уравненность волокна по длине. Пух хорошо отделяется от основной шерсти, что имеет большое значение при его переработке. Но, пожалуй, самым важным для вязальщиц является его мягкость. Только мягкий пух можно спрясть в нить, подобную паутине.

В начале XIX века владельцем парижской фабрики по изготовлению знаменитых шалей (шали-терно) г. Гийомом Луи Терно через посредника господина Жобера было закуплено 1300 коз из оренбургских степей. Козы были доставлены во Францию. Вскоре оказалось, что при содержании животных в новых условиях свойства козьего пуха изменились, французы обнаружили, что пух стал непригодным для производственных целей. Он не соответствовал качеству, которое было, когда козы жили на оренбургских землях.

В Оренбуржье говорят: «Не за горами Великий пост - время чесания коз». Шерстяной покров пуховых коз, состоящий из ости и пуха, вычесывают дважды. Первый раз обычно в конце февраля - начале марта, второй - через 20-25 дней после первой чески. Вычесывание связано с естественной линькой животных.

Сами оренбургские казачки, по сообщению журнала «Вестник оренбургского учебного округа» (1915 г.), «одеваются довольно чисто, прилично и модно - по-деревенски. Шапочек женщины не носят, но для выхода в праздник почти каждая имеет пуховую вязаную серую или белую шаль местного производства».[14]

При выходе из дома на легкий платок, волос-ник или повойник, казачки обязательно набрасывали мягкий теплый платок или шаль. Белые ажурные платки одевали по праздникам или в церковь. Серые - на каждый день: по хозяйству, за водой. Платки носили по-разному: накидывали свободно на голову, надвигали на лоб, завязывали под подбородком или на шее. Большие платки обматывали вокруг шеи и завязывали сзади вокруг талии, поверх третьего конца или под него. Можно было покрыть голову, а концы платка опустить на грудь или покрыть плечи, скрепив спереди булавкой или брошью.

Одно из драгоценнейших качеств оренбургского платка - пластичность вязаного изделия, его податливость и мягкость. Он великолепен в расправленном виде, когда раскрывается богатый узор, он же совершенно преображается в складках и драпировках, когда внимание останавливается уже на качестве самого материала - пуха. А благородство цвета - торжественность и чистота белого или богатство оттенков серебристо-серого пуха,  могли удовлетворить  вкусы самых изысканных женщин. Белый цвет - «всем цветам цвет», знак радости и праздничного настроения, символ чистоты, примирения и покоя, дорогой и нарядный цвет для торжественных случаев. Белоснежный покров делает ярче природные краски женского лица, акцентируя на нем внимание окружающих. Для русских круглых и румяных лиц обрамление белым пуховым платком было выполнено как будто по специальному заказу. Белый ажурный платок оттенял и подчеркивал цветовую палитру как народного костюма, так и дамского платья высшего света.

Православная Русь, собираясь в церковь к воскресной или праздничной службе, с особым вниманием относилась к головному убору. Белый оренбургский платок как никакой другой соответствовал церковным правилам - быть смиренными и благочестивыми. Ажурная белая шаль своей благородной строгостью отвечала особенному состоянию души верующего человека в храме. Вместе с тем, женщины ценили красоту и изящество изделия, согреваясь под его покровом в холодной, иной раз неотапливаемой церкви.

Серые платки от теплых оттенков до холодных, «пепельно-серых с лунным голубым отливом» и почти черных чаще использовались в повседневной жизни, согревали в будни. Их сдержанный колорит выбирали для себя женщины старшего возраста. Для них теплая тяжелая пуховая шаль считалась лучшим подарком. Белая и особенно серая гамма принимались старообрядческими кругами. Монохромная сдержанность оренбургских платков импонировала вкусам людей творческих профессий и разночинной интеллигенции.

Оренбургские платки были настолько хороши, что привлекали внимание императорской семьи. В 1863 году секретарь Ея Императорского Величества Государыни Императрицы господин Ф. Мориц просил оренбургского генерал-губернатора графа И.А. Толстого сделать соответствующее распоряжение о привлечении казачки Брагиной из станицы Верхнеозерной к изготовлению нескольких пуховых платков.[15] Императорский Двор желал иметь оренбургские платки, связанные определенной мастерицей. По всей видимости, ее платки были известны и нравились - «пришлись ко двору».

В 1877 году Ея Императорскому Высочеству великой княгине Марии Павловне по ее личному желанию были доставлены две шали, связанные казачками Оренбургского казачьего войска.[16]И, как бы подтверждая выбор Ея Высочества, звучат   слова   академика   живописи   писателя Н.Н. Каразина: «...изделия из пуха, выходящие из их искусных рук, достигают полного совершенства. Они очень дороги и составляют предмет роскоши. Тонкость пуховой нити и вязания поистине изумительны. Платок около двух квадратных саженей можно свободно протянуть за конец сквозь обыкновенное обручальное кольцо».[17]